«редакция» взяла интервью у знаменитого российского актера, главного героя этого авангардного спектакля
О чем вы подумаете, увидев на афише многообещающее название спектакля – «Стриптиз»? Наверное, о чем-нибудь неприличном. А если ниже будет фотография 59-летнего Валерия Гаркалина – народного артиста России, прославившегося после знаменитой комедии «Ширли-мырли»? Ага, это уже вряд ли «клубничка»... Однако эта постановка в жанре интеллектуальной шутки (или попросту абсурда) признана сенсацией театральной Москвы. В чем же ее сенсационность?
Пьеса написана польским драматургом Славомиром Мрожеком в 1961-м (он умер чуть больше месяца назад в возрасте 83 лет), а на сцене Московского театра «Человек», с которым артист сотрудничает, она успешно идет вот уже 21 год.
13 сентября «Стриптиз» смогли увидеть симферопольцы, 14-го – севастопольцы и 15-го – ялтинцы (причем в рамках VI Международного фестиваля «Театр. Чехов. Ялта»).
Пересказывать драму абсурда – как-то абсурдно. Достаточно отметить, что блестящий актерский дуэт Валерий Гаркалин – Александр Андриенко заставлял зал смеяться каждую минуту, а все благодаря только мимике, интонациям, жестам. Ничего смешного, по сути, герои не говорили.
Но если коротко о сюжете: два безымянных чудака (я бы даже сказала – «два молодца, одинаковых с лица», ведь оба – в одинаковых костюмах, с одинаковыми портфелями и даже в одинаковых полосатых «семейках») оказываются в некой комнате с открытыми дверями, из которой почему-то не могут выйти.
Нет, никакой мистики. Все куда прозаичнее (и в то же время глубже): люди просто боятся потерять свою... несвободу и готовы на любые нелепости, лишь бы ничего не решать. Даже расстаться с одеждой.
Впрочем, не все прониклись: некоторые зрители внаглую ходили туда-сюда («Стриптиз» занял чуть больше полутора часов без антракта), тем самым мешая другим. Кое-где в амфитеатре даже опустели целые ряды... Видимо, не готова еще наша публика к «непонятным» постановкам.
После двух инфарктов по-прежнему на сцене
Валерий Гаркалин родился 11 апреля 1954 года в Москве в простой семье: отец заведовал гаражной мастерской, мать работала кассиром в столовой. Однако, как неоднократно признавался в интервью сам Валерий Борисович, он всегда мечтал стать актером – и никем больше. В 1978-м окончил музыкальное училище им. Гнесиных (факультет кукольного искусства), служил в Центральном театре кукол имени Образцова.
Через 10 лет окончил факультет эстрады и массовых представлений ГИТИСа (сейчас он профессор этого университета). Руководит мастерской Факультета эстрады Российской академии театрального искусства, сотрудничает с Московским театром имени Пушкина. В 2008-м перенес два инфаркта, но смог восстановиться и вернулся к работе.
Самые известные его фильмы – «Катала» (1989), «Белые одежды» (1992), «Ширли-мырли» (1995), «Досье детектива Дубровского» (1999), «Женщин обижать не рекомендуется» (2000) и другие. Кроме того, играл во многих спектаклях.
«На сцене я не стесняюсь «обнажаться»
– Валерий Борисович, о «Стриптизе» пишут, что он взорвал театральную Москву. Теперь вы приехали взрывать театральный Крым. Чем вам интересен этот спектакль? Приятен или противен вам ваш герой?
– Я никогда не играю героев, которые мне противны. Все-таки актерская профессия тем и интересна: ты можешь играть именно то, что тебе нравится, что находит отклик в твоем сердце. А вообще, хороший артист должен быть адвокатом своей роли и уметь найти оправдание даже злодею. Кроме того, пьесу написал один из великих драматургов всех времен и народов, основоположник польского абсурдизма. Мрожек много лет провел в изгнании, потом вернулся в родной Краков – и организовал фестиваль своих пьес. Мы поехали со «Стриптизом». Мрожек видел все спектакли, но ни к кому не зашел за кулисы, а к нам зашел. Он обнял меня и сказал: «Спасибо за театр вообще». Мне по душе эта драматургия, исходящая еще от Чаплина, в ней нет обыденных решений. Я всю свою жизнь стремился к этому способу самовыражения на сцене.
– В спектакле речь идет прежде всего о душевном стриптизе. А легко ли вам в жизни обнажать свой внутренний мир?
– Я живу в обществе, где принято скрывать свои подлинные чувства, не вываливать все наружу. А сцена – как раз то место, где это можно делать. На сцене я не стесняюсь «обнажаться». Когда говорят, мол, ой, как неприлично – вот здесь и начинается театр. В жизни я, конечно, не такой открытый человек.
– Кое-кто из режиссеров называет антрепризу бедой современного театра. А когда вас упрекнули в том, что вы участвуете в антрепризных спектаклях, вы сказали, что они прекрасны своей недолговечностью, мол, зрительский спрос упал – и все. Судя по тому, сколько в Крым приезжает известных артистов, антреприза сегодня – востребованное явление. Но может ли оно конкурировать с традиционным репертуарным театром?
– Антреприза – вещь мировой практики. Каждый спектакль создается из соображений финансовой выгоды. Весь мир так делает, это только наша страна около 70 лет жила как у Христа за пазухой, на государственных дотациях. Но вся эта система рухнула, общественные отношения поменялись – а значит, должен поменяться и театр. Стационарные театры еле сводят концы с концами, актеры там получают какое-то жалкое жалование... Вот и нужно идти туда, где больше платят, где ты не умрешь с голоду вместе со своей семьей. В антрепризе ничего дурного нет, ты работаешь – и получаешь деньги, ты хорошо работаешь – и получаешь хорошие деньги. Но, я считаю, эти две формы существования искусства не стоит противопоставлять. В конце концов дотационные учреждения вместе с их многолетними спектаклями уйдут из жизни навсегда, и антреприза окончательно будет владеть миром. Что касается качества... Знаете, я не могу похвастаться, что, работая в двух академических театрах, играл в сплошных шедеврах. Были постановки, из-за которых мне до сих пор стыдно. А в антрепризах я не помню такого. Хотя проект могли закрыть – если не было спроса.
– И публика со временем классическим спектаклям предпочтет авангардные?
– Нет, так сказать нельзя. Просто появилась возможность выбирать... Театр стал настолько большим, что…
– В мае вы дебютировали как режиссер антрепризного театра с постановкой «Сосед на неделю, не больше» – о классическом любовном треугольнике. Почему эта тема? И еще: как-то в интервью вы сказали, что искусство должно быть позитивным. То есть вы категорически против беспросветного депресняка на сцене?
– В первую очередь я решил поставить этот спектакль, так как мне показалось, что в нашем отечестве плохо понимают комедийный жанр. Многие воспринимают его так: сидят на диване, как мы сейчас с вами, «говорящие головы» и разговаривают. Вот я и хотел доказать, что настоящая театральная комедия – это не кривлянье, это тяжкий труд и бесконечный отбор средств, необходимых для этого жанра.
А насчет позитивного искусства... Да, я против. Хорошо, когда два жанра – и комедия, и трагедия – смешиваются, ведь эти полярные состояния должны всегда соседствовать.
– В Крыму, наверное, бывали раньше?
– Неоднократно – и со спектаклями приезжал, и просто отдыхать. Любовь к Крыму, особенно к черноморскому побережью, – особая страница моей личной жизни, я так любил бывать здесь с женой и дочкой, когда еще наша семья была целой (супруга Екатерина, с которой Гаркалин счастливо прожил три десятилетия, умерла от рака в феврале 2009-го. Всю свою жизнь она посвятила Театру кукол имени Образцова. Родила любимому мужу дочь Нику; в этом году ей исполнилось 30, она искусствовед и продюсер. – Авт.)... Это, правда, было давно, но, видите, пути господни неисповедимы – я опять здесь.
– Вы преподаете в ГИТИСе и в том числе проводите отбор потенциальных студентов. Изменились ли как-то критерии отбора? Какое, например, значение имеет внешность будущего актера?
– Ну, все имеет значение – и внешность, и внутренние данные. Женщина должна быть обаятельной и красивой, мужчина должен быть... обаятельным и красивым. Но так как я воспитываю артистов мюзикла, они должны уметь исполнить любое творческое задание. В Москве очень много мюзиклов, а универсальных артистов, способных сыграть в них, мало. В основном все артисты драмы, которые разве что умеют петь. А в Америке не так, там любой актер и поет, и танцует, и в драматических постановках играет.
– У нас в редакции очень удивились, когда узнали, что в следующем году вам исполняется 60 – привыкли к вам молодому, энергичному. Ощущаете себя на свой возраст?
– Знаете, возраст – это некое условное обозначение. Можно ощущать себя на 15-20 лет, будучи при этом стариком, а можно и наоборот. Я иной раз своим студентам говорю: «Такое чувство, что вам всем под 80, вы прожили большую изнуряющую жизнь...» Посмотрите на Зельдина, человеку почти 100 лет, но разве скажешь, что это глубокий старик? У меня нет ощущения, что я старый, я не собираюсь стареть. Мне кажется, что еще десятилетие я вполне могу жить такой же полноценной жизнью.
– А что бы вы попросили в свой юбилей у небес, у ангела-хранителя?
– Я бы очень хотел продолжиться в жизнях дочери и внука и чтобы их жизни были долгими и счастливыми. Для себя я бы ничего не попросил, а вот для внука, для маленького Тимоши, которому всего полтора года, попросил бы, чтобы у него все сложилось, чтобы он не болел.
Кристина Безумнова
фото