Конституционный кризис двадцатилетней давности определяет стратегию политического развития России и доныне. Сегодня нельзя сказать, кто был прав, а кто нет в том противостоянии: победители и проигравшие были определены «по факту». Но уроки из тех событий можно извлекать еще не одному поколению.
«У нас не будет ни мэров, ни пэров, ни …»
Эта крылатая фраза генерала Альберта Макашова стала словесным символом масштабного политического кризиса, потрясшего тогда не только Москву и Россию, но и все постсоветское пространство. Потому как разные были уже последствия распада «великого и могучего»: и гражданские войны, и насильственные свержения президентов, и самопровозглашение новых государств. Но это все не казалось действительно трагическим. А вот бои в Москве и в прямом смысле расстрелянный Белый дом были предвестниками близкой войны. Наверное, оттого, что еще была слишком сильна общая советская судьба, и столица была еще в сознании общей. Тем более мировые телеканалы транслировали тогда происходящее онлайн.
По сути, политический кризис 1993-го – это прямое следствие всех сложностей распада СССР и образования новых государств. Система, сложившаяся в России в 1991 году, была порождением перестройки. Получилось, что есть и президент (Борис Ельцин) как глава государства с ограниченными полномочиями, но есть и парламент – Верховный Совет, воспринимавшийся как более легитимный, да и по Конституции более влиятельный орган. То есть Россия была парламентско-президентской республикой. А выбран ВС был еще в 1990-м, и в его составе было немало коммунистов и национал-патриотов, болезненно воспринявших развал Союза, а попросту не желавших признавать этого факта истории. Если же прибавить к этой схеме и Съезд народных депутатов – этакий прообраз прямой демократии рубежа эпох, то и вовсе станет ясно, насколько была запутана и противоречива ситуация. Собственно, одной из причин конфликта в 93-м и стал неоднократный отказ парламента и Съезда ратифицировать Беловежское соглашение, зафиксировавшее распад СССР.
Кроме того депутаты, среди которых было много директоров и колхозных «баронов», не могли согласиться с экономическим курсом, который сначала как глава правительства проводил Ельцин, а потом Гайдар и Черномырдин. Плюс ко всему «для осуществления реформ» президент постоянно требовал поделиться полномочиями, чего депутаты делать совсем уж не хотели. Ну и конечно, поводом стало торможение создания новой Конституции: Ельцин давил, депутаты наотрез отказывались ликвидировать систему «власти Советов».
Сыграл роль и личностный фактор. Ельцин был типичным советским партаппаратчиком, пусть и порвавшим в свое время с «руководящей и направляющей», но по характеру признававшим только свое мнение и «ломающим» людей под себя. В его пользу, конечно же, говорил факт всенародного избрания в 91-м, но с другой стороны, и Верховный совет был на 100% законный. Его глава Руслан Хасбулатов, бывший в дни «августовского путча» одним из главных соратников Бориса Николаевича, теперь очевидно, рассматривал свой пост в парламенте как некую «ссылку»: многие участники событий сегодня свидетельствуют, что выходцем из Чечено-Ингушетии тогда не в последнюю очередь двигала именно личная мотивация. Есть и такое мнение: охлаждение между Ельциным и Хасбулатовым началось сразу после совместного «расслабления» в сауне, когда Руслан Имранович позволил вести себя на равных с «царем Борисом». В принципе, старая история про берлогу и двух медведей. Появление в противостоянии фигуры вице-президента Александра Руцкого также было символичным: призванный Ельциным когда-то баллотироваться в паре на президентских выборах генерал – герой СССР был «приманкой» именно для колеблющихся коммунистов, и назвать его демократом язык повернется с большим трудом. В итоге непреодолимые противоречия испытывали не только две ветви власти, но и тандем главы государства и его ближайшего сотрудника. Социальные опоры и базы у обеих сторон полностью соответствовали настроениям общества: люди очень не хотели жить по-старому, но новое их пугало еще больше.
Танки – это всегда плохо
Противостояние в открытой фазе началось 21 сентября с указа Ельцина, распустившего Верховный совет и съезд народных депутатов. Президент не имел права этого делать по Конституции. Вообще, спор о том, что выше в данном случае – буква или дух закона – актуален до сих пор. По букве Ельцин совершил неоднократное преступление (указ противоречил нормам 12 статей Основного закона), и этого было достаточно для отрешения от власти. Более того, именно во власти парламента эти полномочия и лежали. С другой стороны, состав противников Ельцина был настолько одиозен, что прозвище «красно-коричневые», родившиеся в те дни, стало очень точной характеристикой. В принципе, речь шла о том, что страна может вернуться даже не в «допутчевый» 1991-й, а где-то так в 1983-й со всеми вытекающими последствиям. Стоит вспомнить того же Макашова, Анпилова или Баркашова, их заявления и действия, чтобы оценить вполне возможное качество российской власти в случае победы парламента. Кровавые столкновения 3-4 октября и были следствием несдержанности как Руцкого (объявившего себя и. о. президента), так и ответной яростью Ельцина. Цена – более 170 жизней и в прямом смысле выгоревшее здание законного парламента.
Правых и виноватых в те дни не было. Парламент провоцировал, Ельцин наступал. Закон попирался с обеих сторон, народ был дезориентирован и реагировал на происходящее скорее эмоционально, чем рассудочно. Но единственный однозначный плюс происшедшего – то, что такое возможно только в демократическом обществе, когда люди осознают значимость таких понятий, как парламент, Конституция и необходимость влияния на политику и политиков.
Вы помните, победил Борис Ельцин. парламент был распущен, Конституция изменена, и Россия с 12 декабря 1993 года стала суперпрезидентской страной. Полномочия Ельцина полностью наследовал Владимир Путин, некоторое время их эксплуатировал и Дмитрий Медведев. По оценкам ряда экспертов, события октября 93-го – это начало смерти российской демократии, другие видят в этом трагическое разрешение кризиса, обеспечившее стабильность власти в России на эти два десятилетия. Компромиссной, пожалуй, стоит назвать позицию писателя-диссидента Андрея Синявского, заявившего в те дни, что идеалы демократии и свободы священны, но стрелять по законному парламенту – однозначное преступление, кем бы и во имя чего оно ни было совершено.
Для нас же важны будут два вывода. О том, что с участием танков никогда положительный исход любого политического конфликта невозможен, и что Украина такого сценария в нестабильные 90-е, к счастью, избежала. Хотя противостояние президента Кравчука и Верховной рады Плюща в то же 1993-м было близко к точке кипения. Но вовремя остановились и согласились провести досрочные выборы в 1994-м, после которых и сменился президент, и был открыт путь к принятию Конституции в 1996-м. Также в случае победы Верховного Совета в Москве весь мир мог бы лицезреть очередную инкарнацию советского коммунизма, что стало бы убийственным как для страны, так и для самого коммунизма. А так можно убедиться, что и в России, и у нас он еще более-менее живой. И это тоже нельзя не признать достижением именно демократии. Общеизвестно, что гордиев узел проблем решить, иначе как разрубив его, нельзя. Увы, другого пока в истории не изобрели.
Александр Севастьянов
Специально для «Газеты» своими воспоминаниями и размышлениями о событиях 20-летней давности поделились их очевидцы – глава администрации Ельцина Сергей Филатов и один из руководителей обороны Белого дома, народный депутат России Сергей Бабурин.
Сергей Филатов: По плану, танки не должны были выходить на мост
– Мое отношение к тем событиям не изменилось. Нужно было принимать какие-то кардинальные меры, потому что были и колоссальные помехи для реформ, и чистая угроза: и с той и другой стороны были вооруженные люди, которые могли поднять мятеж. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что указ о роспуске съезда народных депутатов не был подписан сразу после референдума. Конституционный суд не дал юридического движения результатам референдума, где было получено одобрение курса президента.
Мы, в общем-то, все варианты мирного решения использовали. 12 июля проект Конституции был одобрен конституционным совещанием, мы отослали его в законодательные собрания регионов, чтобы с их замечаниями доработанный вариант вынести на съезд и все-таки принять. Но Верховный Совет распустил все эти собрания в отпуск, все лето было потеряно. Дальше были парламентские посиделки, на которых начались публичные оскорбления, нападки на правительство и президента.
Танки – это была ошибка. Думаю, роль сыграла какая-то провокация. По плану, танки не должны были выходить на мост, они должны были быть на футбольном поле сзади Белого дома. Никто и не собирался расстреливать Белый дом, они должны были выстрелить пять раз по его нижним этажам, чтобы предупредить всех, кто там сидит, что надо выходить. Команда войскам была не стрелять просто так, а создать обстановку, при которой люди бы покинули Белый дом. Еще для меня было неожиданностью, что появились снайперы, которые явно провоцировали и озлобляли солдат и толпу, стреляя беспорядочно в тех и других. А разъяренный солдат, потерявший рядом стоящего товарища, – это неуправляемая сила.
В переговорах мы тоже сделали ошибку. Подписав протокол с Абдулатиповым (председатель Совета национальностей ВС России. – Ред.) и Соколовым (председатель Совета Республики ВС России. – Ред.), председателями палат, относительно того, что будет убрано оружие и мы создадим нормальные условия тем, кто обитает в Белом доме, мы посчитали, что дело сделано и остается технически разрешить эту проблему. Но на следующий день команда переговорщиков была сменена, вместо Абдулатипова и Соколова послали Воронина, первого заместителя председателя Верховного Совета, который всегда отличался агрессивностью. Он затянул переговоры болтовней, декларациями, обвинениями. У нас не сработал инстинкт самосохранения, мы должны были понять, что он тянет время, дает возможность подготовить команды, которые начнут мятеж на Смоленской площади, а затем у Белого дома. Вот это наша ошибка.
Трудно сказать, в каком направлении пошло бы политическое развитие России, если бы не новая Конституция 1993 года. Дело-то не в Конституции, самое главное, что 1993 год резко снизил доверие к власти, его практически нет все эти 20 лет, и восстановить его чрезвычайно трудно. Нужно иметь очень умную власть, которая постепенно налаживает с обществом отношения. К сожалению, все последующие власти к этому не стремились. Из-за этого недоверия мы не можем выстроить демократические институты, нормальную многопартийную систему, у нас появляются какие-то подозрительные лидеры, которым мы не верим, считая, что их подбирают в Кремле. Вот это очень сильно затормозило процесс демократизации страны.
Сергей Бабурин: Ельцин «придумал» штурм Останкино
– Я юрист, а не только политик, и мое отношение ориентируется на нормы закона, поэтому моя квалификация событий не изменилась: Ельцин совершил государственный переворот.
Если говорить об ошибках, недоработках со стороны защитников Конституции, то они очевидны: прежде всего – недопустимая идеализация закона. Защищать закон нужно было не только призывами, а конкретными шагами. Мало было отрешить Ельцина от должности, надо было не через неделю, как это было сделано, а сразу добиваться от министерств и регионов соблюдения Конституции. Надо было немедленно принять помощь от военных, когда они предлагали, а не призывать их через 10 дней: «Придите и поддержите». Недооценили мы и влияние извне: только поддержка из-за рубежа, гарантировавшая Ельцину, что он не будет брошен, толкнула его на пролитие крови.
А в конце нужно было не допустить ошибок силового порядка, чтобы не дать возможность оклеветать парламент, как это сделал Ельцин, «придумав» штурм Останкино. Не было штурма.
Да, много было провокаций, много было загадочного, что до сих пор остается нерасшифрованным. И в мэрии была провокация. Демонстрантов, которые только еще шли к Верховному Совету и стали сворачивать к нему – обращаю ваше внимание, что ОМОН перекрыл дорогу на мост с Калининского проспекта и открыл дорогу к Верховному Совету, чтобы демонстранты не прошли мимо, – начали обстреливать из здания мэрии. Я очевидец этого, тогда мне стало ясно, что начинаются серьезные события. Точно так же у Останкино, куда колонну защитников Верховного Совета сопровождали спецназовцы из «Вымпела», первый выстрел был из здания Останкина по гранатометчику, который, уже будучи раненым, непроизвольно нажал на спусковой крючок. Это не моя версия, это было зафиксировано в прямом эфире корреспондентом радио «Свобода» Андреем Бабицким.
Я был и остаюсь сторонником сильной президентской власти, но при системе сдержек и противовесов. Конституция Ельцина не дает этой системы, поэтому сегодня Госдума превратилась в юридический отдел администрации президента или правительства, штампуя все, что принесут. Необходимо укреплять многопартийность и дать парламенту больше власти, контроля над министрами и правительством в целом. Перемены назрели, отсутствие людей на избирательных участках свидетельствует о тотальном кризисе политической системы и о том, что мы накануне больших перемен. Либо они будут эволюционными, либо у населения лопнет терпение – и чем это закончится – бог весть...
подготовил Сергей Георгиев
hostingkartinok.com
"