Александр Кадников. Фантомная игра

Наверное, фотографией я заполняю внутреннее неравновесие, которое является условием движения.
Играть себя, себя не замечая.
Фотография — это энергия.
Нет формулы удачной фотографии, но есть рецепты. Это как Страдивари, который нашел свой лак для скрипок, и они зазвучали по особенному.
При правильном свете я всегда фотографирую дырку от бублика.
По фотографиям можно узнать внутренний мир автора, по моим фотографиям — это невозможно сделать.
Нам клоуны стали важней, чем ангелы.
Когда я вижу слишком «заумную» фотографию — рука тянется к пистолету-зажигалке.
Сложно, когда у фотографа нет слуха.
Через фотокамеру не так страшно смотреть на мир.
О вкусе бесполезно спорить, надо говорить о безвкусице.
Фотобумага все стерпит.
Одни солят для вкуса, а я для красоты.
Дважды два = пять, доказано, а кем — не помню.
Алгоритм хорошей фотографии очень обширен — отсюда вся путаница, какую фотографию считать хорошей, какую — нет.
Удобный случай недолго жжет.
Все смотрят на мою тень и думают, что я здесь, а на самом деле я уже давно в других краях.
Как сфотографировать правильно черную кошку в черной комнате? А на фига?
Фотоаппарат — хорошая маска.
Конечно, я романтик — проходил неделю с гвоздем в шлепанцах и не обращал внимания на боль.
Фотограф должен быть во времени, а фотограф¬ия — вне.
Действительность в фотографии очень сомнительна.
Тишина — это лучшее, что можно сказать о многих фотографиях.
Каждый раз, убивая фотографию, мы ее воскрешаем в новой ипостаси.

Искусство эстетической провокации

Фотограф Александр Кадников в особых рекомендациях не нуждается. Он давно уже завоевал вполне заслуженную если не популярность, то, скажем, известность. Заслуги его несомненны: участник и автор многочисленных выставок и проектов, мастер, сочетающий в себе качества репортажного и постановочного фотографа. Помимо этого он автор книги «Крым» с замечательными и впечатляющими пейзажными снимками, но гораздо большее впечатление производят два других его альбома — «Ошейник» и «Глазомер», содержащие более характерные работы, зачастую экстравагантные и провокационные.

Довольно сложно определить манеру, в которой работает Кадников. Может быть, это лирический сюрреализм с легким пикантным ароматом извращенности, высмотренный на улицах. Фантасмагории, в которых мы постоянно находимся, даже не замечая их — настолько мы с ними свыклись. Сам Александр (впрочем, и некоторые критики) определяет свой жанр как концептуальную фотографию, и это очень похоже на правду. Можно ведь рассматривать его работы как художественные (или антихудожественные) репрезентации банальных явлений повседневной жизни, откорректированные его мировоззрением и представлением.

Так это или иначе, важно другое. Кадников — настоящий мастер, интерпретирующий реальность в характерной, только ему присущей манере, создатель визуальных историй, представляющий всем знакомые и даже заурядные места и предметы в совершенно необычном ракурсе и свете. Разные люди воспринимают его работы по разному. У одних они вызывают здоровый веселый смех и эстетическое удовольствие, у других — отторжение, граничащее с тошнотой. Но равнодушным не остается никто, а это говорит о многом.

Мир Кадникова странен и удивителен, в нем можно увидеть все что угодно. Например, полуодетого мужчину, пытающегося с помощью чайника «вспомнить детство золотое», аляповатые статуэтки, изображающие Великого кормчего Мао, лоток яиц, одетый в красные стринги, белые тюльпаны, свисающие из розетки, или любопытного дядю, внимательно изучающего гениталии бронзовой скульптуры животного (предположительно, быка).

Даже в опытах туристической — хотя ее скорее можно назвать антитуристической — фотографии Кадников остается верен себе. Снимая такие «обжитые» фотографами места, как, скажем, Париж, он ухитряется показать что то необычное, интересное; то, что зачастую ускользает от взгляда и находится в стороне от проторенных маршрутов. Это может быть все что угодно: либо необычная уличная сценка, либо всем известное место, но преподнесенное в непривычном ракурсе. Хотя основная его задача — это показать место таким, каково оно есть.

Нужно ли к этому что то добавлять? Похоже, уже все сказано. По правде говоря, ярлыки и объяснения не имеют никакого значения. К Кадникову это относится в первую очередь. Он просто фотограф, художник, способный найти поэзию даже в грязи. (Помните строчки Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…»?) Художник со своим языком и восприятием, которые становятся понятными, если проявить чуточку внимания. Вот и все. 

Александр Морозов, портал "ШО"