Лавры главного «чеховского места» в Крыму безраздельно принадлежат Белой даче в Ялте, а Гурзуф на литературной карте обозначен всего лишь как место, где вроде бы начаты «Три сестры» и которое на полвека, с момента покупки в 1900 году, стало летней резиденцией вдовы Антона Павловича Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой. И жаль, что так скромно. Там, у тихого домика над морем, все особенное...
Бедовые гурзуфские старушки
Мы очень мало знаем об этом периоде знаменитого писателя, хотя Чехов, когда бывал здесь, наверняка куда-то заходил, с кем-то говорил, и до сих пор живы люди, которые хорошо помнят его жену.
Такой мне Капитолину Трегубову описали, и такой же я и представляла ее себе: синяя юбка в пол, темное лицо, блестящие вьющиеся иссиня-черные волосы, которые достались и ее потомкам (говорят, что она была гречанка), и обязательный ослепительно-белый платочек на голове, без которого она вообще не выходила. Первая и единственная домоуправительница, она же служанка и зимний сторож домика Книппер-Чеховой в Гурзуфе с 1900 по 1953 годы.
«Маленькая, худенькая, быстрая. Бедовая была старушка, как все гурзуфские», – рассказывает про свою бабушку ее единственная внучка Людмила Колобаева. До сих пор на крутых извилистых улочках Гурзуфа встречаются эти бедовые старушки, и кажется, что все вокруг меняется, кроме них – все также стремительна их походка, блестят озорством глаза и все также, лихо хлопнув по плечу, они говорят: «На все неудачи умей давать сдачи!».
Людмила вспоминает, что бабка никогда никого не просила о помощи. Вот и когда людмилин отец, Николай, мальчишкой, неудачно нырнул на Чеховском пляже и сломал себе позвонок, Капитолина несла его на руках в ялтинскую больницу, потому что транспорт в то время из Гурзуфа ходил редко. И донесла, мальчишку выходили, и вырос он в здоровенного парня, но это уже другая история.
Так вот, о чеховской даче. К ней прилегал участок земли, где испокон веков росла огромная старая шелковица. Ее упоминает Чехов в своем письме к сестре Марии Павловне: «Я купил кусочек берега с купанием, с Пушкинской скалой около пристани и парка в Гурзуфе. Принадлежит нам теперь целая бухточка, в которой может стоять лодка или катер. Дом паршивенький, но крытый черепицей, четыре комнаты, большие сени. Одно большое дерево – шелковица».
По воспоминаниям старожилов, участок у чеховского дома был большой, всегда ухоженный, на нем росло много разнообразных растений. Перед домиком все лето цвели розы всех цветов и оттенков, было много других цветов, а также кактусов и агав. Виноградная беседка, сливы, вишни, кусты сирени и очень много инжира, настолько много, что Ольга Леонардовна разрешала собирать его соседским девчонкам и мальчишкам. Из всего этого сейчас сохранился только один куст сирени и белые розы Ольги Леонардовны.
Летом, когда приезжала Книппер-Чехова, Капитолина занималась хозяйством, смотрела за растениями, готовила, накрывала на стол. Людмила Трегубова рассказывает случай из детства: бабушка (по случаю дня рождения Марии Павловны Чеховой) приготовила паштет, а маленькая Люда решила, что это халва и схватила его рукой. «Ох и досталось мне тогда, перемазанной, от матери!»
Зимой Капитолина тоже присматривала за пустым чеховским домом. Соседи из «учительского домика», где Трегубовы жили, звали их «барчуками».
Зимой Трегубовы хранили на веранде чеховского дома рыбацкие сети. Вообще, отношения Ольги Леонардовны с местными жителями всегда были добрые, ходили на общий Чеховский пляж, но – без панибратства.
«Барыня спит!»
«Я была девчонка отчаянная, росла вместе с братом, водилась с гурзуфскими мальчишками. Мы гурьбой бегали купаться на пляж, а тетя Капитолина нам говорила: «Тихо! Барыня спит, не купайтесь!», – рассказывает уже другая коренная жительница Гурзуфа Ольга Маслова. – Тогда ОСВОД работал, и вообще не разрешалось на камнях Чеховской бухты находиться, пограничная зона, а мы все равно лазили купаться и нырять со скал. Но если Ольга Леонардовна отдыхала, то мы сидели тихо на камнях».
Ольга Ивановна помнит Книппер-Чехову с пяти лет. Здесь, на «Чеховке» она родилась и прожила всю свою жизнь, а кроме того, ее мама дружила с Капитолиной Трегубовой: «И если мама была у тети Капитолины, то я тоже бежала туда, к ним. К тому же папа был рыбак, и я часто носила им рыбу».
«Я помню Книппер и после войны. Это была барыня, высший свет, – рассказывает Ольга Маслова. – В последний раз я ее видела в 1953 году. Длинные, уложенные, седые волосы, аристократическая осанка. Последние годы она больше сидела в кресле, читала книги».
По воспоминаниям современников, Ольга Леонардовна сохранила отличную память до конца дней, свободно владела тремя языками и терпеть не могла переводов, предпочитая Байрона читать по-английски, Мопассана – по-французски и «Фауста» – по-немецки. Кроме того, она пела, играла на рояле и была настоящей рукодельницей – вышивала и плела всевозможные кружева.
Еще один эпизод из гурзуфской жизни Книппер-Чеховой вспомнила Ольга Маслова:
«Я по профессии была швеей-закройщицей второй категории, и в 1952 году я перешивала Ольге Леонардовне пальто. Оно было очень красивое, из голубого английского сукна. Надо было перелицевать пальто, потому что вытерся воротник, а также я перешивала ей пиджачок и юбку. Тогда одежду всю перелицовывали, потому что все шилось из хорошей, добротной ткани, не то, что сейчас».
Дорогой и многоуважаемый шкаф!
Поскольку почти никто не знал о покупке Чеховым дачи в Гурзуфе (при жизни писателя здесь побывали только Комиссаржевская, Бунин, будущая жена Книппер и члены семьи), то он все лето 1900 года сбегал сюда от назойливых ялтинских посетителей. Но после появлялся здесь нечасто – близость моря и высокая влажность были вредны для его легких.
«Мне мама рассказывала, что сам Чехов после 1900-го здесь и не бывал», – говорит Ольга Маслова. Известно, что после смерти писателя дача перешла по наследству Книппер-Чеховой (после 1917 года 50 лет это было единственное частное домовладение в Гурзуфе), и в 1953 году она продала ее московскому художнику Мешкову. Дочь Мешкова, в свою очередь, передала чеховскую дачу гурзуфскому Дому отдыха художников имени Коровина. А потом было решено открыть здесь музей, и жители Гурзуфа собирали подписи, чтобы сохранить это мемориальное место. И только в 1987 году гурзуфский домик стал отделом ялтинского Дома-музея Чехова. С тех пор с мая по октябрь здесь размещается временная экспозиция, в ней представлены вещи и мебель Ольги Леонардовна из ялтинского музея.
От гурзуфского прошлого чеховской семьи практически не сохранилось ничего материального. Дома у Ольги Масловой долгое время хранились подаренные ей Книппер-Чеховой кресло и столик-комод. Гурзуфские старожилы хорошо помнят этот комод с многочисленными выдвижными полочками, а также стоявший в комнате Ольги Леонардовны антикварный буфет с витыми ножками. Но все это не сохранилось, во всяком случае, обветшавшие кресло и столик Ольга Ивановна давным-давно выбросила, и теперь некому сказать «Дорогой и многоуважаемый шкаф». Никто же не знал, что когда-нибудь будет музей, говорит она.
А дом сохранился таким, каким он был. Но от некогда обширного участка гурзуфской дачи остался только кусочек, который сейчас и принадлежит музею. Да и сам исторический Чеховский пляж значительно сократился в размерах, с него практически смыло всю гальку. Соседствующая с «Чеховкой» и запечатленная на полотнах Коровина и Айвазовского историческая местность под названием лодочная станция и так называемый в народе «балаганчик», место обитания гурзуфских рыбаков, также находятся под угрозой исчезновения – существует проект строительства на этом месте яхт-клуба, который никто до сих пор не отменял.
Чеховский мотив приходящей в упадок старинной усадьбы и идущего под топор вишневого сада до сих пор жив и актуален, в том числе на гурзуфском берегу.
Жанна Барышникова