Наш полуостров во все времена вдохновлял писателей, поэтов и художников. Трудно представить, чтобы кого-то из великих оставили равнодушными крымские горы и море, южнобережные дворцы и парки, памятники истории и архитектуры. Однако, как говорится, одному нравится арбуз, другому свиной хрящик – вкусы у всех разные. И среди мощного хора, поющего хвалебную оду Крыму, можно услышать несколько голосов, звучащих не в унисон.
«…Травы нет, деревца жалкие, почва крупнозернистая…»
Антон Павлович Чехов, хотя и прожил в Ялте несколько лет, не принадлежал к числу ее восторженных поклонников. Во всяком случае, при первом знакомстве Ялта и Крым произвели на писателя не лучшее впечатление. «Таврическая степь уныла, однотонна, лишена дали, бесколоритна… и в общем похожа на тундру... Судя по степи, по ее обитателям и по отсутствию того, что мило и пленительно в других степях, Крымский полуостров блестящей будущности не имеет и иметь не может», – писал Чехов сестре в 1888 году.
А вот какой увидел писатель Ялту: «Ялта – это помесь чего-то европейского, напоминающего виды Ниццы, с чем-то мещански-ярмарочным. Коробообразные гостиницы, в которых чахнут несчастные чахоточные… эти рожи бездельников-богачей с жаждой грошовых приключений, парфюмерный запах вместо запаха кедров и моря, жалкая, грязная пристань, грустные огни вдали на море, болтовня барышень и кавалеров, понаехавших сюда наслаждаться природой, в которой они ничего не понимают».
Не понравилась Чехову и Феодосия – «серовато-бурый, унылый и скучный на вид городишко. Травы нет, деревца жалкие, почва крупнозернистая, безнадежно тощая».
«Ялта и хороша, Ялта и отвратительна»
Убежденным «нелюбителем» Крыма был Михаил Булгаков. В 1925 году он вместе со своей второй женой Любовью Белозерской приехал в Коктебель к Волошину. Как вспоминала Белозерская, Коктебель не понравился ни ей, ни Булгакову: «Вообще никаких деревьев не было, если не считать чахлых, раскачиваемых ветром насаждений возле самого дома Макса». При этом Белозерская отмечала, что если она вскоре изменила свое отношение, то Булгаков лишь укрепился в нем: «Я уже находила прелесть в рыжих холмах и с удовольствием слушала стихи Макса… Но М. А. оставался непоколебимо стойким в своем нерасположении к Крыму».
О впечатлениях Булгакова от этой поездки можно судить по его очеркам «Выбор курорта», опубликованным сразу после возвращения из Крыма. Вот строки о Коктебеле: «Сюда нельзя ездить людям с очень расстроенной нервной системой. Я разъясняю Коктебель: ветер в нем дует… круглый год ежедневно, не бывает без ветра ничего, даже в жару. И ветер раздражает неврастеников». А вот о Ялте: «Ялта и хороша, Ялта и отвратительна, и эти свойства в ней постоянно перемешиваются. Сразу же надо зверски торговаться. Ялта – город-курорт: на приезжих… смотрят как на доходный улов».
«Скушно, как у эскимоса в желудке»
Любовь Владимира Маяковского к Евпатории всем известна – ну кто не помнит хрестоматийного «Очень жаль мне тех, которые не бывали в Евпатории»? Но все же называть Владимира Владимировича певцом Крыма не стоит – наш полуостров вызывал у поэта противоречивые чувства.
Зимой 1913-1914 годов Маяковский приехал в Крым для участия в Олимпиаде российского футуризма, которую организовал симферопольский поэт Вадим Баян. В своих воспоминаниях Баян описывает путешествие Маяковского «по наиболее характерным местам Крыма». Первым делом отправились в Ялту. «Прославленная ласковость этого уголка влекла к себе даже Маяковского», – вспоминал Баян. Но дело было снежной и морозной зимой: «На улицах ни души и никаких признаков жизни… Пошли искать людей, искать впечатлений, но ни людей в полном смысле этого слова, ни общественных мест в Ялте не было. Был только один черствый городской клуб, в котором были, на наш взгляд, какие-то уроды, но и туда нас не пустили, как не членов клуба». В итоге, ялтинские впечатления Маяковского свелись к фразе: «Скушно, как у эскимоса в желудке».
Сходным образом закончилась и поездка в Бахчисарай: «Этот живописный летом белый городок… зимой выглядел таким же банкротом, как и Ялта. Ханский дворец был заперт… Наперекор всему пошли искать красок этого легендарного уголка, но, обшарив город, ничего не нашли, кроме угнетающей тишины». Резюме Маяковского: «Давайте удирать из этого склепа!»
Подпись к фото Чехов на прогулке в Ялте с собаками Тузиком и Каштаном. 1901
Кстати
«Вот где надо начинать жить»
Перечислять всех великих, кто трепетно любил Крым, можно долго, поэтому назовем лишь нескольких.
Лев Толстой, побывав в 1855-м в Симеизе, писал: «Ночь лунная, кипарисы черными столбами по полугоре, – фонтаны журчат везде, и внизу сине море, без умолку... Вот где или вообще на юге надо начинать жить тем, которые захотят жить хорошо… Уединенно, прекрасно, величественно, и ничего нет сделанного людьми».
«Одним из лучших мест на земле» назвала Марина Ивановна Коктебель в 1931 году, а в конце 1930-х, то есть уже в конце своего земного пути, поставила Коктебель в ряд с лучшими воспоминаниями жизни: «Таруса... Коктебель да чешские деревни – вот места моей души».
Писатель Александр Куприн много лет прожил в Балаклаве и считал ее «оригинальнейшим уголком пестрой русской империи». Куприн дружил с балаклавскими рыбаками и восхищался ими, даже вступил в рыбацкую артель. Говорят, что после одной из рыбацких пирушек, в которой писатель участвовал, он отправил Николаю II телеграмму: «Балаклава объявляет себя свободной республикой греческих рыбаков. Куприн». До царя телеграмма не дошла, а вот Столыпин якобы ответил так: «Когда пьешь – закусывай».